Стихотворение «Юбилейное» Маяковского, написанное в 1924 году, действительно посвящено юбилею – но не его собственному, как можно было бы предположить, а пушкинскому – 125 лет со дня рождения великого русского поэта А. С. Пушкина.
Сочинение и краткий анализ «Юбилейное» покажет отношение футуриста к классической поэзии. Полный анализ можно использовать на уроке литературы в 8–9 классах, чтобы дать школьникам представление об этом произведении.
Краткий анализ произведения
В 1912 году был издан манифест футуристов, который назывался «Пощечина общественному мнению». Его суть заключалась в том, что нынешняя классическая литература должна была стать “пылью времени”, а авторы должны найти новые идеи для реализации себя в творчестве, ведь старые никуда не годятся.
Маяковский также стал причастен к данному манифесту, подписав его. Но накануне 125-летия Александра Пушкина Владимир пишет стихотворение “Юбилейное”, где переосмысливает свои взгляды к русской поэзии того времени, говоря о том, что все же она не так плоха, как он говорил ранее.
- История создания – стихотворение написано в 1924 году, накануне празднования 125-летия со дня рождения Пушкина.
- Тема стихотворения – поэзия, которая помогает человеку выразить чувства и рассказать о прекрасном.
- Композиция – одночастная: поэт говорит с другим поэтом.
- Жанр – лирическое стихотворение.
- Стихотворный размер – акцентный стих.
- Эпитеты – “болтая свободно и раскованно”, “легкомысленная головенка”, “чёрная меланхолишка”.
- Метафоры – “в щенка смиренном львенке”, “шкурой ревности медведь лежит когтист”, “жабры рифм топырит учащенно”, “поэтический песок”.
- Сравнение – “будто бы вода”, “будто бы весна”.
В стихотворении объяснена роль поэзии в обществе, а все поэты условно разделены на тех, кто “в жизни был мастак “балалаечников”. Ключевой фразой стихотворения являются слова: “Я люблю вас, но живого, а не мумию”, в которой выражено истинное отношение поэта к А. С. Пушкину.
Анализ стихотворения «Юбилейное»
Поводом для создания стихотворения «Юбилейное» (1924) явилась 125‑я годовщина со дня рождения А.С. Пушкина. Произведение написано в форме разговора, беседы-исповеди.
К этой особой жанровой поэтической форме — «разговора», «беседы», «послания», «письма», «размышления», — существенно обновленной по сравнению с предшественниками — поэт стал обращаться особенно часто во второй половине 1920‑х годов.
Манера разговора с классиком в «Юбилейном» — не задиристая, но и не юбилейно- восхваляющая. Тон беседы вежливый, уважительный, искренний и непринужденный, иногда шутливый, с заметной долей самоиронии.
Время действия в стихотворении — ночь («В небе вон / луна / такая молодая…»), традиционная пора различных превращений и приключений. Это позволяет поэту реализовать фантастический сюжет встречи с живым Пушкиным.
Но Маяковский не совершает классического путешествия во времена своего собеседника, а наоборот, Пушкин перемещен им из XIX в XX век. Круг вопросов, по которым поэтам «при жизни» «сговориться б надо», достаточно широк, что рождает своего рода полисюжетность стихотворения.
Один из таких мотивов — мотив любви. Поэт заявляет, что он теперь свободен от любви и от плакатов. Шкурой ревности медведь лежит когтист. Лежащая «медвежья шкура» — это символ закончившейся, умершей любви.
Любви, которая в поэме «Про это» (1923) олицетворялась страдающим, ревнующим, живым медведем. Теперь это лишь мертвая шкура. Теперь все это в прошлом. Применительно к Пушкину при обсуждении любовной темы возникают имена и литературных героев — Онегина, Татьяны, Ольги, — и реальных «охотников до наших жен»: «Сукин сын Дантес! / Великосветский шкода…».
Другая сюжетная линия связана с разговором о славе, вечности, этическом бессмертии, о памятнике, монументе как олицетворении этого бессмертия:
Я люблю вас, но живого, а не мумию…
Заложил бы динамиту — ну-ка, дрызнь!
Ненавижу всяческую мертвечину!
Важнейшим видом преодоления смерти становится, по Маяковскому, книга. Книга, как одно из перевоплощений ее создателя, поэта-человека, во всей его духовной и физии- ческой «материальности». Книга обозначает жизнь поэта «после смерти».
В пространстве и времени библиотеки:
После смерти нам стоять почти что рядом:
вы на Пе, а я на эМ…
Установив рамки нового алфавита и поэтическую иерархию, начинающуюся именем Пушкина, Маяковский проводит шутливый смотр русской поэзии. При этом им оригинально обыгрываются говорящие за себя фамилии классиков и современников. Так рождаются остроты и каламбуры.
Державин осмысливается как законодатель эстетической власти и одновременно державный, государственный поэт. Некрасов — как опровержение собственной фамилии («он и в карты, / он и в стих, / и так / неплох на вид…»).
Надсон же отправляется «на Ща», по-видимому, потому, что навевает «сон» (такое олицетворение фамилии Надсона — с ударением на втором слоге — реализовано позднее, в пьесе «Клоп»: «…на сон не читайте Надсона и Жарова»).
Прямое отождествление фамилии и содержания, как ни то ни се, «морковный кофе», представлено поэтом Безыменским. В целом Маяковский жалуется Пушкину, что «чересчур / страна моя / поэтами нища», а от многих поэтов-современников «от зевоты / скулы / разворачивает аж!..».
Еще одна линия беседы — это определение места и участия живого классика Пушкина в поэтической жизни XX века. Ясно, что писать стилем и стихом Пушкина со всеми его особенностями в XX веке уже нельзя («Вам теперь / пришлось бы / бросить ямб картавый…»). Представляются устаревшими и многие пушкинские темы («…битвы революций / посерьезнее «Полтавы», / и любовь / пограндиознее / онегинской любви…»).
Но для Маяковского несомненна и современность классика, актуальность его творческого наследия («Были б живы — / стали бы / по Лефу соредактор…»; «Вы б смогли — / у вас / хороший слог…»). В конечном счете в художественном мире «Юбилейного» торжествует жизнь. Жизнь заявляет о себе самим фактом «существования» поэзии, которая неподвластна смерти.
С уходом Пушкина поэтическое слово не исчезло, поэзия не остановилась. Тайна же встречи Маяковского с живым Пушкиным рассеивается под воздействием дневного света: Ну, пора: рассвет лучища выкалил. Как бы милиционер разыскивать не стал. На Тверском бульваре очень к вам привыкли. Ну, давайте, подсажу на пьедестал.
Фабула стихотворения завершается событием, противоположным завязке сюжета. Вначале Пушкину помогали сойти с пьедестала («Я тащу вас… Стиснул? Больно? Извините, дорогой…»), что означало возвращение классика в жизнь без «хрестоматийного глянца».
В финале Пушкин «подсаживается» на пьедестал, но это пьедестал не «мумии», а живого классика.
Подробный анализ стихотворения
История создания
В 1912 году, подписывая манифест футуристов, Маяковский писал ”Академия и Пушкин непонятнее иероглифов. Бросить Пушкина, Достоевского, Толстого и проч. с Парохода Современности”.
Однако спустя 12 лет, в 1924 году, он говорит уже совсем по-другому. Накануне столетнего с четвертью века юбилея “солнца русской поэзии” он пишет “Юбилейное”. И хотя в этом произведении он ставит себя на равных с Александром Сергеевичем, по сравнению с содержанием манифеста это выглядит как пиетет.
Тема
Основная тема стихотворения – поэзия, её суть и смысл. Конечно, с собратом-поэтом Владимир Владимирович обсуждает не только её – он делится чувствами, говорит о своей жизни, показывает на прекрасную луну. Он исповедуется тому, кто наверняка понял бы его чувства.
Композиция
Маяковский создает композиционно цельный монолог: перескакивая с темы на тему, он всё же ведёт беседу с Пушкиным вокруг одной главной мысли о необходимости классической поэзии, которая помогает выражать чувства.
Он расставляет все акценты в своём отношении к поэту XIX века, он говорит о своём искреннем сожалении: как жаль, что они не могут по-настоящему побродить под луной и проговорить до утра обо всём на свете.
А так им приходится расставаться: Владимир Владимирович подсаживает Александра Сергеевича на пьедестал и завершает свой монолог рассуждением о вечности: он считает, что они двое точно останутся в народной памяти и перечисляет ещё нескольких поэтов, которые, по его мнению, этого достойны.
При этом завершается произведение жизнеутверждающей манифестно-плакатной фразой о том, что Маяковский ненавидит вечность и обожает жизнь.
Жанр
“Юбилейное” написано в жанре лирического стихотворения. Вступая в разговор с Пушкиным, он изливает ему душу, откровенно рассказывая о своих переживаниях, высказывая своё мнение о литературных веяниях и творчестве вообще.
Стихотворение написано акцентным стихом: стихосложение, основанное на (примерном) равенстве числа ударений в строке.
Средства выразительности
Поскольку Владимир Владимирович обращается к классической поэзии, в “Юбилейном” используются в основном классические тропы. Это такие средства выразительности, как:
- Эпитеты – “болтая свободно и раскованно”, “легкомысленная головенка”, “чёрная меланхолишка”.
- Метафоры – “в щенка смиренном львёнке”, “шкурой ревности медведь лежит когтист”, “жабры рифм топырит учащённо”, “поэтический песок”.
- Сравнение – “будто бы вода”, “будто бы весна”.
По мнению героя стихотворения, Пушкин бы пришелся ко двору сейчас, в ХХ веке, ведь он, африканец, тоже бушевал при жизни, только на него “навели хрестоматийный глянец”, а он, герой, любит поэта “живого, а не мумию”.
По иронии судьбы, на самого Маяковского потом, в советское время, действительно наведут хрестоматийный глянец, и он превратится в мумию, точнее говоря, в живой памятник. Как напишет потом Марина Цветаева, “двенадцать лет подряд человек Маяковский убивал в себе Маяковского-поэта”.
Возможно, именно поэтому поэт с иронией пишет в конце, что хотя и полагается по чину ему памятник при жизни, но он “заложил бы динамиту – ну-ка, дрызнь!”, потому что “ненавидит всяческую мертвечину” и “обожает всяческую жизнь”.
Сочинение о стихотворении Юбилейное
На 125 годовщину рождения Пушкина А.С., В. Маяковский создает стихотворную работу «Юбилейное», в тексте которой он пытается выразить мысль о том, что русская поэзия имеет свои особенности и она не настолько плоха, как пытались описать ее футуристы.
Творческая работа была написана в форме обращения. Автор с Пушкиным, он словно ставит и себя, и его рядом, приравнивая их персоны. Он пишет о том, что Пушкин действительно обладал уникальным творческим даром и подарил русской литературе массу прекрасных, фундаментальных работ.
Стихотворение начинается с обращения Маяковского к Пушкину, к его памятнику. Он снимает его с установленного места и совершенно не для того, чтобы надругаться. Просто автор хочет поговорить с ним откровенно, душа в душу.
Маяковский замечает, что у них впереди вечность, что можно поболтать часок – другой. Это говорит о том, что поэт осознанно относит себя к числу классиков поэзии.
Маяковский в достаточно скрытой форме пытается извиниться перед гением литературы за тот манифест, который был создан уже после его смерти. Он признается, что освободил свою душу от идейности и от плакатов.
В душе Маяковский возмущается от тех стихотворных работ, которые написаны в обычном, ежедневном стиле. Он утверждает, что им совершенно не место в числе революционных работ. Автор строго и резко критикует Есенина, но, при этом же восхищается Некрасовым. Хотя, по сути, их работы весьма схожи.
К персоне самого Пушкина поэт относится с огромным уважением. Он сожалеет, что они не жили в одно время. Также, Маяковский говорит о том, что стихотворные работы и литературная деятельность могут достаточно серьезно влиять на окружающую действительность. Поэтому, поэзия должна издаваться с пользой, с нуждой.
В своих обращениях к Пушкину, Маяковский говорит о том, что и сам он не вечен, что скоро рядом будут памятники их стоять. И при этом, поэт пишет, что, по его мнению, нужно чтить еще живых людей, а не вспоминать про них только после смерти.
Последняя фраза стихотворной работы еще раз намекает на то, что поэзия должна быть актуальной и своевременной.
Читайте также: Анализ стихотворения «Послушайте!» В. В. Маяковского.
Это стихотворение по-новому открывает читателю личность Маяковского. В нем он предстает как предельно искренний человек, имеющий свои мечты и желания, волнующийся за свое дело. Он имеет ценности и верно их хранит.
Фактически исповедальный характер монолога, обращенного к Пушкину, показало настоящее отношение поэта к русскому гению. Это стихотворение признание в любви и вечном уважении Пушкину и созданному им наследию русской литературы.
Текст стихотворения «Юбилейное»
Владимир Маяковский
Юбилейное
Александр Сергеевич,
разрешите представиться.
Маяковский.
Дайте руку
Вот грудная клетка.
Слушайте,
уже не стук, а стон;
тревожусь я о нем,
в щенка смиренном львенке.
Я никогда не знал,
что столько
тысяч тонн
в моей
позорно легкомыслой головенке.
Я тащу вас.
Удивляетесь, конечно?
Стиснул?
Больно?
Извините, дорогой.
У меня,
да и у вас,
в запасе вечность.
Что нам
потерять
часок-другой?!
Будто бы вода –
давайте
мчать, болтая,
будто бы весна –
свободно
и раскованно!
В небе вон
луна
такая молодая,
что ее
без спутников
и выпускать рискованно.
Я
теперь
свободен
от любви
и от плакатов.
Шкурой
ревности медведь
лежит когтист.
Можно
убедиться,
что земля поката,-
сядь
на собственные ягодицы
и катись!
Нет,
не навяжусь в меланхолишке черной,
да и разговаривать не хочется
ни с кем.
Только
жабры рифм
топырит учащенно
у таких, как мы,
на поэтическом песке.
Вред – мечта,
и бесполезно грезить,
надо
весть
служебную нуду.
Но бывает –
жизнь
встает в другом разрезе,
и большое
понимаешь
через ерунду.
Нами
лирика
в штыки
неоднократно атакована,
ищем речи
точной
и нагой.
Но поэзия –
пресволочнейшая штуковина:
существует –
и ни в зуб ногой.
Например,
вот это –
говорится или блеется?
Синемордое,
в оранжевых усах,
Навуходоносором
библейцем –
“Коопсах”.
Дайте нам стаканы!
знаю
способ старый
в горе
дуть винище,
но смотрите –
из
выплывают
Red и White Star’ы
с ворохом
разнообразных виз.
Мне приятно с вами,-
рад,
что вы у столика.
Муза это
ловко
за язык вас тянет.
Как это
у вас
говаривала Ольга?..
Да не Ольга!
из письма
Онегина к Татьяне.
– Дескать,
муж у вас
дурак
и старый мерин,
я люблю вас,
будьте обязательно моя,
я сейчас же
утром должен быть уверен,
что с вами днем увижусь я.-
Было всякое:
и под окном стояние,
письма,
тряски нервное желе.
Вот
когда
и горевать не в состоянии –
это,
Александр Сергеич,
много тяжелей.
Айда, Маяковский!
Маячь на юг!
Сердце
рифмами вымучь –
вот
и любви пришел каюк,
дорогой Владим Владимыч.
Нет,
не старость этому имя!
Тушу
вперед стремя,
я
с удовольствием
справлюсь с двоими,
а разозлить –
и с тремя.
Говорят –
я темой и‑н-д-и-в-и-д-у-а-л-е‑н!
Entre nous…
чтоб цензор не нацыкал.
Передам вам –
говорят –
видали
даже
двух
влюбленных членов ВЦИКа.
Вот –
пустили сплетню,
тешат душу ею.
Александр Сергеич,
да не слушайте ж вы их!
Может,
я
один
действительно жалею,
что сегодня
нету вас в живых.
Мне
при жизни
с вами
сговориться б надо.
Скоро вот
и я
умру
и буду нем.
После смерти
нам
стоять почти что рядом:
вы на Пе,
а я
на эМ.
Кто меж нами?
с кем велите знаться?!
Чересчур
страна моя
поэтами нища.
Между нами
– вот беда –
позатесался Надсон
Мы попросим,
чтоб его
куда-нибудь
на Ща!
А Некрасов
Коля,
сын покойного Алеши,-
он и в карты,
он и в стих,
и так
неплох на вид.
Знаете его?
вот он
мужик хороший.
Этот
нам компания –
пускай стоит.
Что ж о современниках?!
Не просчитались бы,
за вас
полсотни отдав.
От зевоты
скулы
разворачивает аж!
Дорогойченко,
Герасимов,
Кириллов,
Родов –
какой
однаробразный пейзаж!
Ну Есенин,
мужиковствующих свора.
Смех!
Коровою
в перчатках лаечных.
Раз послушаешь…
но это ведь из хора!
Балалаечник!
Надо,
чтоб поэт
и в жизни был мастак.
Мы крепки,
как спирт в полтавском штофе.
Ну, а что вот Безыменский?!
Так…
ничего…
морковный кофе.
Правда,
есть
у нас
Асеев
Колька.
Этот может.
Хватка у него
моя.
Но ведь надо
заработать сколько!
Маленькая,
но семья.
Были б живы –
стали бы
по Лефу соредактор.
Я бы
и агитки
вам доверить мог.
Раз бы показал:
– вот так-то мол,
и так-то…
Вы б смогли –
у вас
хороший слог.
Я дал бы вам
жиркость
и сукна,
в рекламу б
выдал
гумских дам.
(Я даже
ямбом подсюсюкнул,
чтоб только
быть
приятней вам.)
Вам теперь
пришлось бы
бросить ямб картавый.
Нынче
наши перья –
штык
да зубья вил,-
битвы революций
посерьезнее “Полтавы”,
и любовь
пограндиознее
онегинской любви.
Бойтесь пушкинистов.
Старомозгий Плюшкин,
перышко держа,
полезет
с перержавленным.
– Тоже, мол,
у лефов
появился
Пушкин.
Вот арап!
а состязается –
с Державиным…
Я люблю вас,
но живого,
а не мумию.
Навели
хрестоматийный глянец.
Вы
по-моему
при жизни
– думаю –
тоже бушевали.
Африканец!
Сукин сын Дантес!
Великосветский шкода.
Мы б его спросили:
– А ваши кто родители?
Чем вы занимались
до 17-го года? –
Только этого Дантеса бы и видели.
Впрочем,
что ж болтанье!
Спиритизма вроде.
Так сказать,
невольник чести…
пулею сражен…
Их
и по сегодня
много ходит –
всяческих
охотников
до наших жен.
Хорошо у нас
в Стране Советов.
Можно жить,
работать можно дружно.
Только вот
поэтов,
к сожаленью, нету –
впрочем, может,
это и не нужно.
Ну, пора:
рассвет
лучища выкалил.
Как бы
милиционер
разыскивать не стал.
На Тверском бульваре
очень к вам привыкли.
Ну, давайте,
подсажу
на пьедестал.
Мне бы
памятник при жизни
полагается по чину.
Заложил бы
динамиту
– ну-ка,
дрызнь!
Ненавижу
всяческую мертвечину!
Обожаю
всяческую жизнь!
1924 г.
